Армагеддон-2. Зона 51 - Страница 25

Наскоро перекусив овсянкой и морковно-сельдереевым соком, в холле Гумилев наткнулся на Марусю.

– Папочка, ты куда?!

– Ты чего так рано? Спи давай, у тебя же каникулы.

– Я не хочу спать. Когда спишь, ничего интересного не происходит, если только во сне. А во сне – оно же не по-настоящему… Лучше я что-нибудь сделаю хорошее.

– Полей цветы у меня в кабинете, – попросил Гумилев.

Маруся сморщила нос.

– Разве это хорошее? Цветы у тебя и так специально поливают.

– А ты полей, и тот, кому положено специально поливать, в это время отдохнет.

– Хорошо, папочка, – кротко сказала Маруся.

Гумилев усмехнулся – такой послушной дочь бывала редко, обычно все происходило совсем наоборот. Если с раннего утра дочери, которой положено спать на каникулах вволю, внезапно хочется сделать что-то полезное, значит, дело тут нечисто. Гумилев пристально посмотрел на дочь и грозно произнес:

– А ну, признавайся! Что вы с Мурзилкой натворили?

Но Маруся неожиданно по-взрослому сказала:

– Да ничего, пап. Мурзик спит, это я специально рано встала, чтобы тебя увидеть.

Гумилев растерялся. Он привык, что Маруся легко относится к его отъездам-приездам, к всевозможным задержкам на работе и прочим сложностям. А сейчас явно происходило что-то не то. Повзрослела дочь – печально подумал Гумилев и провел рукой по светлой Марусиной макушке. Маруся подняла на него серьезные глаза:

– А ты скоро улетишь в Америку?

– Вот сейчас поеду и все узнаю, – пообещал Гумилев.

– Привезешь мне оттуда чего-нибудь?

– Я же буду в пустыне. Там ничего нет.

– Привези тогда кактус. В пустыне же есть кактусы?

– Кактус привезу, – согласился Гумилев и подумал, что нужно бы заранее дать поручение купить кактус и спрятать где-нибудь до его возвращения.

Поцеловав Марусю, он спустился вниз и сел в машину.

– Давай в министерство обороны, – велел Гумилев водителю. – А пока я там буду возиться – это на час, а то и полтора – съезди в какой-нибудь цветочный магазин и купи большой кактус.

– Хорошо, Андрей Львович, – сказал водитель. – А какой именно? Они разные бывают, кактусы.

– Пустыню видел по телевизору? Вот такой и купи. Главное, побольше.

Когда машина подъехала к министерству обороны, Гумилев сказал водителю:

– Отбой по кактусу.

– Понял, Андрей Львович.

– Сам привезу. Настоящий. Из пустыни…

Вылетать пришлось в тот же день вечером, потому что согласовалось все неожиданно быстро. Часть груза, принадлежащую миссии ООН, отправили еще днем, а скарб гумилевской «Илиады» находился в Сеще в ожидании группы. До Сещинского аэродрома добрались на вертолете, и теперь Гумилев стоял возле огромного «Руслана» и смотрел, как бортовые передвижные краны загружают на нижнюю палубу самолета вездеходы. Это были специальные машины на базе армейских «Тигров», доработанные и модернизированные в гаражах гумилевской конторы его специалистами. В опломбированных контейнерах, помимо научной аппаратуры и других причиндалов, хранилось оружие и обмундирование. А пока все члены группы были одеты в одинаковые темно-зеленые комбинезоны, на груди – нашивки с фамилиями на русском и английском, на рукаве – голубые флажки ООН.

Вессенберг о чем-то разговаривал с Артемьевым, оба курили: эстонец сигару, а Артемьев тоненькую папироску, он их набивал сам. Вояки держались вместе, тоже переговаривались, потом Санич побежал к самолету за что-то ругать аэродромных работников.

– Давно я не летал на таком мастодонте, – сказал Решетников. Он стоял рядом с Гумилевым и тоже был одет в темно-зеленый комбинезон.

– Я вообще на таком не летал, Константин Кириллович.

– Ничем не отличается от простого лайнера, разве что комфорта поменьше. У них там есть на верхней палубе кабина для сопровождающих, туда нас и посадят. Стюардесса, ясное дело, не положена.

– Ну, на этот случай у нас с собой все припасено, – подмигнул Гумилев.

К ним подошел командир корабля, невысокий подполковник.

– Заместитель командира авиаполка Синицын, – шепнул Решетников.

– Все готово, товарищи, – сказал подполковник. – Погрузка идет к концу, можете занимать свои места. С погодой, вроде, все порядке, тьфу-тьфу.

– Есть, товарищ Синицын, – отозвался Гумилев. – Через минуту рассядемся. В Америку прибудем по графику?

– Если ничего не случится, – развел руками подполковник и снова плюнул через левое плечо.

Кабина для сопровождающих оказалась достаточно уютной. Гумилеву приходилось летать на обычных военных бортах, и в памяти навсегда остались их холодные полутемные салоны с приделанными к стенкам жесткими сиденьями. Здесь, как и говорил Решетников, все напоминало обычный авиалайнер. Усевшись, Гумилев поерзал, устраиваясь поудобнее, и объявил:

– Поскольку полет предстоит долгий, разрешаю это дело отметить. Но только после того, как взлетим, и в разумных пределах. То, что каждый с собой чего-то да протащил, я в курсе. Надеюсь, это будет первым и последним нарушением полученных инструкций.

Он оглянулся – все улыбались, только Грищенко отчего-то покраснел. Видимо, слишком много всего с собой нагрузил.

Синицын объявил по радио, чтобы приготовились к взлету. Гумилев пристегнул ремень, а Решетников выглянул в иллюминатор и зябко поежился:

– Сколько раз летаю, и всегда боюсь. Дернул меня черт как-то прочесть книгу «История авиакатастроф»… Весьма жуткое чтение, уверяю. А больше всего, знаете, пугает, если, например, управление откажет. То есть самолет может еще долго лететь, но сесть – уже никак. Был случай в Японии, они несколько часов так болтались, пока в гору не врезались.